«В респираторе стараюсь часто не дышать, чтобы не задохнуться». Хирург — о медицинском экстриме

Хирург больницы скорой медицинской помощи Александр Бейманов рассказал корреспонденту агентства «Минск-Новости» о медицинском экстриме и любви к искусству.

Каждая минута дорога

Александр Бейманов заведует рентгеноперационным отделением эндоваскулярной хирургии в столичной больнице скорой медицинской помощи (БСМП). Проще говоря, делает сложные операции под воздействием рентгена. Какие именно? Трудно описать. В общем, чаще всего лечит пациентов с острыми инфарктами и инсультами. Ответственная должность.

Операции в отделении экстренные. Пациенты тяжелые (по состоянию здоровья, а не по весу, хотя и такие богатыри не редкость). В клинику их доставляет скорая, минуя приемное отделение, больные поступают в реанимацию. У них берут анализы, состояние оценивают кардиолог и реаниматолог — и в операционную.

— По правилам историю болезни оформляют в приемном покое, но так как наши пациенты его минуют — дорога каждая минута, работаем по сопроводиловкам со скорой, — объясняет Александр Эдуардович. — Паспортные данные, жалобы, симптоматика там указаны. Что делали пациенту на догоспитальном этапе, тоже обозначено. Этой информации нам достаточно. Во всем мире такая практика: никто не ждет, пока формальности будут соблюдены.

— Вы так и не увидите историю болезни?

— Она поступает к нам во время операции. Накануне привезли трех человек в остром состоянии: одному 86 лет, двоим за 90. Причем одна бабушка с множественными сосудистыми поражениями. Ждать, пока карты оформят? Или срочно оперировать? То-то и оно.

За операцию теряю 300–400 г веса

— Кстати, в чем вы сейчас оперируете?

— На нас столько одежки, в том числе защитной от COVID-19, что если вирус попадет в прослойки, то, наверное, умрет. Задохнется. Шучу, конечно, а если серьезно, то экипированы не по-детски. Одеваемся, как капуста.

— БСМП перепрофилирована для больных с коронавирусом?

— Нет, за исключением отдельно стоящего терапевтического корпуса. Однако, несмотря на то что считаемся чистыми, идем на каждого пациента, как на заболевшего СОVID-19: эпидситуация сейчас непростая. Бывало и такое: прооперировали пациента, а потом у него появились нехорошие симптомы, характерные для острой респираторной инфекции. Сделали тест — положительный.

Поэтому правила такие: сначала облачаюсь в операционный хлопчатобумажный костюм. Это важно: если в материале хотя бы 5 % синтетики, сразу чувствуется.

Во время операций даже в нековидные времена с тебя ручьем течет. Поверх костюма — противочумный комбинезон, бахилы, перчатки. Потом — защита от ионизирующего излучения весом до 12 кг, шапочка, респиратор, щиток, специальные очки. Тяжелые. Но как без них? Из-за лучевого повреждения хрусталика возрастает риск развития катаракты. И это еще не всё. Последняя деталь — стерильный операционный халат. Да, чуть не забыл, и вторая пара перчаток.

— Слабо представляю, как в таком виде можно делать операцию.

— Есть другие варианты? Нет. В респираторе стараюсь часто не дышать, чтобы не задохнуться. В операционной должна быть температура минимум +20 °С: наши пациенты очень чувствительны к холоду. Если температуру снизить, могут возникнуть спазмы коронарных артерий. Когда видим, что человек замерзает, накрываем его согревающим матрасиком. За операцию почти вся наша экипировка промокает насквозь.

— Зато лишнего веса не будет, простите за черный юмор.

— Верно подмечено. За одну операцию теряешь минимум 300–400 г. Мне проще: я мужчина. Спасает довольно хорошая физическая подготовка. А операционные медсестры, анестезистки? Хрупкие девушки. Каково им в 10-килограммовой защите и герметичном комбинезоне? Всё течет, плечи отваливаются, ноги не держат…

— В обморок падают?

— Тьфу-тьфу, пока не случалось.

— Сколько длится операция?

— На сосудах сердца — час-полтора, на сосудах нижних конечностей — дольше.

Люди терпят до последнего

— Медики — в группе риска по COVID-19. Ваши работники болеют?

— Из более чем 40 сотрудников нашего отделения заболели врач-анестезиолог и санитарочка. Доктор перенесла ковид в легкой форме, ее не госпитализировали, была дома на самоизоляции. Уже выходит на работу. И санитарочку выписывают из клиники. Остальные в строю.

— Это радует. Скажите честно, острых инфарктов стало больше?

— Откуда такое предположение?

— Волнений у людей много из-за коронавируса. Всё близко принимают к сердцу.

— Теперь понятно, куда вы клоните. По статистике, за I квартал по нашей больнице число инфарктов осталось прежним. Возможно, из-за перераспределения пациентов в другие стационары (раньше в БСМП поступало самое большое количество человек с инфарктами). В Минске несколько больниц занимаются только зараженными COVID-19, а есть клиники, которые берут на себя инфаркты миокарда. Среди них наша, 1-я, центр «Кардиология», Центр хирургии, трансплантологии и гематологии. Если у человека инфаркт и коронавирус, его везут в 4-ю больницу. Стало больше тяжелых больных. Люди терпят до последнего и поступают в критическом состоянии.

— Может, боятся ехать в больницу? То, что там всё моют, трут, дезинфицируют, мы знаем. А пациенты? Вы только что сказали: они условно ковидные.

— COVID-19… Он все-таки гуляет в обществе. Должна быть настороженность. Но из-за этого не обращаться к врачу?

На днях в соцсетях перед медицинской аудиторией выступал известный российский кардиолог Симон Мацкеплишвили (заместитель директора по научной работе медицинского научно-образовательного центра Московского государственного университета, член-корреспондент Российской академии наук. — Прим. авт.). Сейчас работает в университетской клинике, где лечат пациентов с СОVID-19. Он заявил, что в окружающей среде коронавирус погибает довольно быстро. За несколько часов, а не за несколько суток как утверждают разные специалисты. И про выздоровевших высказался, в течение двух недель опасных для общества. После болезни на слизистой оболочке дыхательных путей могут оставаться РНК-вирусы и давать положительную реакцию. Но эти молекулы нежизнеспособны, поэтому люди не заразны.

— Можно ему доверять?

— Кому? Симону? Он никогда не говорит того, чего не знает и в чем не уверен. Я давно с ним знаком. К тому же центр, где он трудится, занимается ковидными пациентами. Помимо своих наработок специалисты анализируют и обобщают мировой опыт. В медицинской среде у Симона Теймуразовича большой круг общения и огромный авторитет.

Живопись люблю

— Мы всё про работу… В жизни есть и другие радости. Что любите?

— Яркие краски.

— В каком смысле?

— Когда каждый день крутишься в инфарктах и инсультах, эмоционально выгораешь. Смена картинки, яркие краски — это поднимает настроение.

Искусство люблю. Картины, но не суперсовременные. Очень нравится белорусский художник Роман Заслонов. Хорошие работы у Бархаткова, Римашевского, Щемелёва, Мацуро. Любовь к искусству с детства привил родной дядюшка. Он искусствовед, художник, иногда дарит мне свои работы.

Природу люблю. С большим удовольствием гуляю в парках. Лошицкий сейчас цветет. Сказка! Прекрасная пора года — весна.

Какие фильмы нравятся? Со смыслом. Сериалы про врачей, мелодрамы не для меня. Криминальные? Тоже нет. В жизни и так хватает негатива. Хотя есть и хорошие детективы. Накануне с большим удовольствием посмотрел советский фильм «Тегеран-43» с Костолевским и Джигарханяном в главных ролях.

Классика жанра

— Спасибо всем коллегам! Качественное и эффективное лечение пациентов — это прежде всего командная работа, начиная от младшего медицинского персонала и заканчивая самым опытным хирургом.

Спасибо вспомогательным службам: они обеспечивают нормальную работу операционных и в целом медучреждений.

Спасибо всем, кто на безвозмездной основе сейчас помогает нам!

САЙТ «Минск-Новости»